Дым отечества [СИ] - Татьяна Апраксина

— Господин сенешаль, — король, о ужас, встает навстречу, — мне очень жаль, что я вынужден ответить отказом на предложения вашего сюзерена, но короли — рабы своего долга, и не имеют права проявлять благодарность за счет тех, кому обязаны защитой. Тем не менее, мы хотели бы, чтобы весь мир знал, что мы высоко ценим ваши услуги — и ту быструю и щедрую помощь, которую вы нам оказали во время недавнего заговора.

Даже так. Это называется помощью. Вообще-то это называлось дерзким вызывающим шантажом; но если Его Величеству угодно… С королями не спорят. С ними, случается, воюют, их убивают, свергают, их указы игнорируют… но с королями не спорят о выбранных словах. Дурной тон, отсутствие воспитания — спорить с королями. Сенешаль Филиппа Арелатского не позволит себе подобного. Остается благодарить и кланяться… и — о Господи, за что караешь? — подставлять шею под тяжелую орденскую цепь, золотую, украшенную камнями. Глаза у Людовика вблизи насмешливые, но даже шепотом он ничего не говорит, хотя мог бы отпустить не одну ядовитую реплику. Нет, не считает нужным. Ну что ж.

— Ваше Величество, я недостоин вашей благодарности, но надеюсь и впредь быть столь же полезным вашей особе, в той мере, в которой это позволяет мне долг перед моим сюзереном. Андехс под шорох, шелест, бурление котла, возвращается на свое место и ждет — закончится ли на этом спектакль. Вокруг тут же образуется рой придворных, других посланников, случайных людей. Аурелия — варварская страна и даже на больших приемах монарх не является единственным светилом на небе. Впрочем, нынешний свет Андехса безопасен — ибо является всего лишь сиянием королевской милости. Маленький альбиец в коробчатом жестком одеянии улыбается графу, но не двигается с места, солнечный свет падает на него сквозь витраж и белое пудреное лицо кажется то желтым, то синим, то серым. Удачно встал, отвечает улыбкой и кивком Андехс, с этой пудрой и в этом свете желтое пятно на скуле совершенно не кажется настоящим. Поскользнулся на крыше где-нибудь, или потом угостили. Вот его Людовик, если я все правильно понял, награждать не станет. Хотя услуга была оказана — и большая. Представитель королевы свою награду уже получил. В той монете, в какой захотел.

Альбийцу можно позавидовать: он-то свою игру довел до конца. Все ему удалось. Услуга короне Аурелии оказана и едва ли будет забыта, а сколько-то копий, несомненно, отправились через пролив. Копий? Для мира, вслух — конечно же, так; а что там на самом деле… мы это узнаем, так или иначе, по косвенным признакам, по едва заметным шевелениям и смене течений в Лондинуме и Дун Эйдине, и много еще где. Потом. А сейчас альбийский посланник старательно наслаждается полной и безоговорочной своей непричастностью к происходящему. А потом перестает. Смотрит вниз, на мозаичный деревянный пол приемной, по которому деловито семенит коробочка для духов, сияющая красным, синим, золотым и ослепительно-белым. Вот господин коннетабль плавно выступает, на голову возвышается над морским анемоном своей свиты, приближается — створки распахиваются, отростки и щупальца отгибаются по сторонам. Желает что-то сказать лично, здесь, сейчас. Валуа-Ангулем, разумеется, не смотрит под ноги. Он вообще голову держит поднятой, словно несет над собой на драгоценном блюде. Быть драгоценной коробочке раздавленной неизбежно, неминуемо, вот сейчас нога в длинноносой туфле из мягчайшей замши опустится прямо на нее, и раздастся тихий горький хруст. Не наступает. Опускает пятку рядом — и палец не протиснется в зазор.

— Мой кузен поблагодарил вас за то, что делалось явно, — очень отчетливо, но очень тихо говорит принц, — я же хотел бы добавить к этому благодарность за то, что сделано тайно. Для людей и закона тот, кто скрытно уносит из дома ценную вещь — вор. Но его следует считать благодетелем, если вещь, оставшись в доме, стала бы причиной раздора. Более точно и определенно герцог Ангулемский высказаться бы не мог, не стал бы высказываться и наедине, в окружении непроницаемых каменных стен. Он обо всем осведомлен и одобряет главную миссию графа Андехса, а вот короля нужно поберечься, иначе ничего хорошего не выйдет. Впрочем — чем мы тут рискуем?

Сущей малостью. Между Арелатом и Аурелией — и так война, которая устраивает обе стороны больше мира, зимнее перемирие будет подписано в любом случае, тронуть королевского сенешаля Людовик побоится, а если одному подданному арелатской короны велят покинуть пределы державы и впредь никогда… что ж, в ближайшие десять лет граф и не собирается сюда возвращаться. До одиннадцатого же года еще нужно дожить. Господин герцог отплывает в сторону. Жаль все же, что между ним и королем не вышло ссоры — люди, которым можно верить, пусть и до некоего предела, редки на этом свете, талантливые люди, которым можно верить — редкость из редкостей, а тут возник бы шанс приобрести такую rara avis для себя. Впрочем, не будем загадывать.

Вот господин д'Анже, получивший от короля оставшееся без хозяина баронство на северной границе, так что титул у него теперь есть — а земель почти что и не прибавилось, а благосостояние будет сильно зависеть от военных успехов господина коннетабля. Двусмысленна королевская милость; впрочем, есть все основания считать, что начальник тайной службы Людовику сильно не угодил. Еще не угодил он одновременно герцогу Ангулемскому и графу де ла Валле. Неосторожный какой человек… впрочем, неприятности и балансирование на грани опалы и вражды с обеими партиями Аурелии могут раскрыть его талант. Либо довести до плахи. С другой стороны, такая вражда, если она удерживается в границах, может быть и полезна — Его Величество будет уверен, что господин д'Анже служит ему одному. Господин граф де ла Валле медлителен, невозмутим, слегка неуклюж, рассеян, как может быть рассеян слон — даже если он случайно ступит куда-то не туда, пострадает не он сам, а те, на кого неожиданно пришелся вес. Если Людовик и высказал ему свое неудовольствие — то при закрытых дверях.

Маленькая пестрая коробочка со всей доступной ей поспешностью проползает мимо обоих. Как раз посредине просвета, разделяющего их. Подающие надежды молодые люди замечают уголками глаз блеск, косятся вниз, потом прикусывают губы, чтобы ничего не сказать. Нет, вряд ли сегодня случится что-либо интересное, кроме вопиющего нарушения церемониала, о котором будут говорить до следующего королевского приема. Короли обычно не вручают награды просто так, когда это пришло им в голову. Даже короли франков, которые могут пожаловать наряд с плеча и коня из-под седла; впрочем, ни о какой импровизации говорить не